Глубокое, Талантливое проживание!!!👏🏼✨БРАВО!!!

Alvira Kruglova

Совершенно удивительный спектакль театра Хамелеон “Записки сумасшедших” удалось посмотреть вчера. Это безусловно выдающееся событие в жизни русского (да и не только русского!) театрального Лондона. Во-первых, просто гениальная идея совместить “Записки сумасшедшего” Гоголя и Дневники Чайковского (идея Константина Каменского). Во-вторых, это все очень талантливо перенесено на сцену, а популярная и гениальная музыка Чайковского (также как и графическое изображение, присутствующее в спектакле) органично вплетена в постановку и звучит именно дополняя, а не перебивая/затмевая (как это иногда бывает) великолепную актёрскую игру звёзд русского театра в Лондоне Олега Сидорчика Oleg Sidorchik и Ирины Кары Irina Kara. Собственно, в третьих, это как раз и есть просто невероятная актерская работа и удача Олега и Ирины, играющих на высочайшем профессиональном уровне, совмещая приёмы Станиславского и Брехта. Потрясающе!!! Все молодцы, но Константин Каменский – просто гений! Безусловно, это лучшая лондонская постановка, которую я когда-либо видел здесь в Лондоне на русском языке. Уверен, спектакль ждёт большое будущее и международные театральные призы – главное только, чтобы авторам этого выдающегося (без преувеличения!) спектакля, а также всему замечательному коллективу театра, сопутствовала удача!
P.S. Забыл отметить, что и субтитры – перевод на английский – как мне показалось, были на высоте! Очень хороший перевод и правильный английский – так что, и переводчику или тому, кто адаптировал перевод «Записок сумасшедшего» Гоголя к тексту самого спектакля, тоже огромное спасибо и благодарность!

‎Alexey Smirnov

Сквозь все преграды – вплоть до небывалых по субботам в Лондоне пробок – добралась до спектакля “Записки сумасшедших”. В результате впала в полный экстаз, названный великим Аристотилем красивым словом катарсис.

Лидия Григорьева

Спектакль потряс и понравился (местами до выноса мозга).
На белой авансцене (квадрат посередине театра) актёры в белом! Неожиданно и здорово! Говорят белый цвет поглощает, нейтрализует все остальные цвета и может ввести в транс…
Моя соседка Татьяна, в какой-то момент заплакала. Достучались!!! Затронули какие-то особые душевные струны (а у каждого они свои).
На сцене два актёра Олег Сидорчик (Поприщин) и Ирина Кара (безмолвная служанка Мавра) — слаженный, потрясающий тандем!
Минимум декораций, костюмы, освещение, оригинальное аниматорское оформление – всё заслуживает восхищения. И белая верёвка…символизирующая почти всё!
Спектакль уникален и необычен. О попытке найти своё место в жизни и не только…
Спасибо всему творческому коллективу и режиссёру Константину Каменскому (Konstantin Kamenski).

Валентина Коркоран

Невероятно. Чудесно глубоко. Влюблена в режиссуру и сценографиию. Не ожидала.

Aleix Von Sauber

Хочу присоединиться к восторженным комментариям ! Мы были сегодня на спектакле и получили огромное удовольствие ! Спасибо всем актерам ,режиссеру и всем причастным к выпуску . Ребята ,вы молодцы ! Ждём ваших новых работ !!!

Vera Pozdnakova

Припоминаю… Чехов, Бомарше, Экзюпери, снова Чехов (очень уж был хорош!) Я видел эти постановки сначала на бумаге, потом в репетиционном зале в слаженной игре актёров (очень уж были хороши!), а потом на сцене. Каждый спекталь был прекрасен. Но то, что Xameleon Theatre сыграл на премьере сегодня, было прекрасно вдвойне.

Мои друзья знают, что после сильных впечатлений я пью и проигрываю увиденное и услышанное в своей голове, а при очень сильных – я делаю это вслух. Сегодня я делал это дважды: сначала шепотом, проговаривая знакомые булгаковские строчки в темноте зрительного зала, а потом цитируя их громко в метро.

Дорогие, спасибо вам за удивительное “Собачье сердце”!

Dmitry Tugarinov

Браво,Хамелеоны!
Браво, Konstantin Kamenski, браво, Влада Лемешевская,браво, Олег Сидорчик!
Был вчера на премьере, делюсь впечатлениями – я в восторге от просмотра!
Всю дорогу домой в метро улыбался)
Живо, ярко, красочно, необычно, хочется обойтись без спойлеров, ведь спектакль ещё идёт,но необычная трактовка образа профессора Преображенского, техническая составляющая, видеоряд, подобранная музыка и, конечно, игра актёров, подарили два часа сплошного удовольствия.
Дружная, сыгранная, замечательная команда, спасибо, ребята!
По-моему, билеты ещё можно купить, обязательно сходите, убедитесь сами!

Fabian Knight

“НА БАБЕЛЕ И НУЖНО ПЛАКАТЬ”
(не рецензия)
Это как всегда, вовсе не рецензия, а мысли и ассоциации по поводу.
Я полюбила театры, где нет сцены, где “все в одной лодке”, на одной палубе общей реальности. “Кокпит” как раз такой театр. Здесь лондонская профессиональная актерская труппа “Хамелеон” уже ставила аншлаговые “Любовь в футляре” по рассказам Чехова и булгаковское “Собачье сердце”. Все спектакли идут с английскими субтитрами.
“Одесским рассказам” Бабеля не повезло. Их-за кажущейся простоты и фольклорности, сближающей их с еврейским анекдотом, из-за тематики налетчиков в “малиновых жилетах”, живших “по понятиям”- теме, актуальной на еще одном изломе эпох, в конце ХХ века, его “Одесские рассказы” воспринимают почти как предтечу уголовной романтики. Я видела постановки в такой упрощенной трактовке.
Поэтому мне было интересно, как представляют тему актеры и Константин Каменский, режиссер лондонской профессиональной актерской труппы “Хамелеон”. Сумеют ли уловить ритм бабелевской строки? Поймут ли, что это высокая трагикомедия? Поймут ли, что имеют дело с гомеровско-гоголевским эпосом, где низкое и житейское так переплетено со вселенной, где одесские боги природы разворачивают действие с участием таких небесных сил и светил, что позавидовал бы Илион! Ведь чем не гомеровская “гекатомбная славная жертва” -описание забоя коров старика Эйхбаума?
“Девять пылающих звезд зажглись на скотном дворе Эйхбаума. Беня отбил замки у сарая и стал выводить коров по одной. Их ждал парень с ножом. Он опрокидывал корову с одного удара и погружал нож в коровье сердце. На земле, залитой кровью, расцвели факелы, как огненные розы, и загремели выстрелы. Выстрелами Беня отгонял работниц, сбежавшихся к коровнику. И вслед за ним и другие налетчики стали стрелять в воздух, потому что если не стрелять в воздух, то можно убить человека. И вот, когда шестая корова с предсмертным мычанием упала к ногам Короля, –
тогда во двор в одних кальсонах выбежал Эйхбаум и спросил:
– Что с этого будет, Беня?
– Если у меня не будет денег – у вас не будет коров, мосье Эйхбаум. Это дважды два.
– Зайди в помещение, Беня…”
Вот и мы вернемся в полный зрителей зал театра “Кокпит”.
В самом центре черного, еще безвидного и пустого пространства, ярко освещены столы. Потом замечаешь пианино. По клавишам начинает стучать тапер в тельняшке (Константин Лапшин) с приклеенной к губе папиросой: атмосфера синематографа 20-х, музыкальный аккомпанемент немых кинолент. Тельняшка – намек на революционно- южные страсти
В центре зала – столы.
Широкие и крепкие. Такие выдержат все мироздание.
Это хорошо: у столов может быть множество образов: длинные и пиршественные, уставленные контрабандной снедью – “он вышел из комнаты и увидел столы, поставленные во всю длину двора. Их было так много, что они высовывали свой хвост за ворота на Госпитальную улицу”, столы поминальные, стол в кабинете начальника Чека, стол-палуба и стол-причал, а между ними все шире пропасть отчуждения…
Убийство человека нарушает “понятия” этого материалистического, полного житейских дел и запахов мира. “налетчики стреляли в воздух, потому что если не стрелять в воздух, то можно убить человека”. Так было у этих отпетых одесских мошенников и бандитов.
После первых же мизансцен мне ясно: Константин Каменский их четким ритмом сумел удивительно точно передать уникальный библейско- клейзмерский “гекзаметр” и энергию бабелевской строки.
Восхитительна работа художника по костюмам Ирины Глузман и костюмера Елизаветы Хан: где в Лондоне они смогли раздобыть или создать столь аутентичные предметы, как ватник и кирзовые сапоги биндюжника Крика, или подвязанные веревками калоши Арье Лейба?
Игра актеров страстна и динамична. Хотя, признаюсь, пришлось привыкать к такому Бене Крику (Алексей Аверкин) с тонкими чертами лица (похожему, скорее, на Александра Блока) интеллигентной артикуляцией и белокурыми локонами до плеч…А ведь автор писал о своем герое, что это ”еврей, который умеет постоять за себя”, сын пьяницы и биндюжника Менделя Крика.
Все исполняют по нескольку ролей, меняют маски, и благодаря этому я вдруг понимаю: это же еще и одесская комедия дель арте- Арлекин, трикстер Беня Крик в своих белых лаковых штиблетах, Пьеро- идеалист Боровой, Коломбина- Циля (Влада Лемешевская, она же продюсер театра)…
Простая одесская хохма, “романтизация бандитизма”?
А восхитительная огненно-рыжая Любка Казак (Ирина Кара)-гневная богиня Гера одесских контрабандистов, а библейский конфликт Менделя Крика с родными детьми, поднявшими на него руку (Алексей Шедько), а трогательный, странный, маленький, предельно приземленный еврейский пророк в подвязанных калошах – Арье Лейб (Олег Сидорчик)—он понимает, как и положено пророку, то, что пока еще никому не понятно, потому и рассказывает все это “как говорил Господь на горе Синайской из горящего куста”…!
И будет огонь.
Будет гореть полицейская управа, а в кране не окажется воды…
Не отсюда ли эта еврейская печальная самоирония известной поговорки?
Шагаловский огонь, бабелевский пожар – с них начинается новая эра.
Это раньше убийство человека считалось событием, все же нарушавшим общий баланс бытия.
В наступившем будущем меняется все отношение к жизни и смерти. Помните замечательный разговор двух красноармейцев, только что застреливших Фроима Грача?
Этот гениальный отрывок, который объясняет больше всего многотомья книг суть наступившего “будущего”, необходимо привести целиком:
“Жаркие порывы ветра налетали на меловые стены, солнце в голубом своем оцепенении лилось над двором. Фроим встал и вышел на улицу. Он пересек Прохоровскую, чадившую в небо нищим тающим дымом своих кухонь, и площадь Толкучего рынка, где люди, завернутые в занавеси и гардины, продавали их друг другу. Он дошел до Екатерининской улицы, свернул у памятника императрице и вошел в здание Чека.
– Я Фроим, – сказал он коменданту, – мне надо до хозяина.
Председателем Чека в то время был Владислав Симен, приехавший из Москвы. Узнав о приходе Фроим а, он вызвал следователя Борового, чтобы расспросить его о посетителе.
– Это грандиозный парень, – ответил Боровой, – тут вся Одесса пройдет перед вами…
И комендант ввел в кабинет старика в парусиновом балахоне, громадного, как здание, рыжего, с прикрытым глазом и изуродованной щекой.
– Хозяин, – сказал вошедший, – кого ты бьешь?.. Ты бьешь орлов. С кем ты останешься, хозяин, со смитьем?..
Симен сделал движение и приоткрыл ящик стола.
– Я пусто, – сказал тогда Фроим, – в руках у меня ничего нет, и в чеботах у меня ничего нет, и за воротами на улице я никого не оставил… Отпусти моих ребят, хозяин, скажи твою цену…
Старика усадили в кресло, ему принесли коньяку. Боровой вышел из комнаты и собрал у себя следователей и комиссаров, приехавших из Москвы.
– Я покажу вам одного парня, – сказал он, – это эпопея, второго нет…
И Боровой рассказал о том, что одноглазый Фроим, а не Беня Крик, был истинным главой сорока тысяч одесских воров. Игра его была скрыта, но все совершалось по планам старика – разгром фабрик и казначейства в Одессе, нападения на добровольцев и на союзные войска. Боровой ждал выхода старика, чтоб поговорить с ним. Фроим не появлялся. Соскучившийся следователь отправился на поиски. Он обошел все здание и под конец заглянул на черный двор. Фроим Грач лежал там распростертый под брезентом у стены, увитой плющом. Два красноармейца курили самодельные папиросы над его трупом.
– Чисто медведь, – сказал старший, увидев Борового, – это сила непомерная… Такого старика не убить, ему б износу не было… В нем десять зарядов сидит, а он все лезет…
Красноармеец раскраснелся, глаза его блестели, картуз сбился набок.
– Мелешь больше пуду, – прервал его другой конвоир, – помер и помер, все одинакие…
– Ан не все, – вскричал старший, – один просится, кричит, другой слова не скажет… Как это так можно, чтобы все одинакие…
– У меня они все одинакие, – упрямо повторил красноармеец помоложе, – все на одно лицо, я их не разбираю…
Боровой наклонился и отвернул брезент. Гримаса движения осталась на лице старика.
Следователь вернулся в свою комнату. Это был циркульный зал, обитый атласом. Там шло собрание о новых правилах делопроизводства. Симен делал доклад о непорядках, которые он застал, о неграмотных приговорах, о бессмысленном ведении протоколов следствия. Он настаивал на том, чтоб следователи, разбившись на группы, начали занятия с юрисконсультами и вели бы дела по формам и образцам, утвержденным Главным управлением в Москве.
Боровой слушал, сидя в своем углу. Он сидел один, далеко от остальных. Симен подошел к нему после собрания и взял за руку.”
– Ты сердишься на меня, я знаю, – сказал он, – но только мы власть, Саша, мы – государственная власть, это надо помнить…
– Я не сержусь, – ответил Боровой и отвернулся, – вы не одессит, вы не можете этого знать, тут целая история с этим стариком…
Они сели рядом, председатель, которому исполнилось двадцать три года, со своим подчиненным. Симен держал руку Борового в своей руке и пожимал ее.
– Ответь мне как чекист, – сказал он после молчания, – ответь мне как революционер – зачем нужен этот человек в будущем обществе?
– Не знаю, – Боровой не двигался и смотрел прямо перед собой, – наверное, не нужен…”
И все. Больше ничего не нужно знать о советской власти грядущим поколениям, кроме этого отрывка.
“Собрание о новых правилах делопроизводства”. Новые правила. Новый порядок. Когда одни люди, облеченные государственной властью, начинают делить других людей на нужных и ненужных, и ненужных уничтожают, кончается мир РАЗНЫХ и начинается мир “одинаких”, то есть полное расчеловечивание и снятие запрета на убийство.
Конечно, все герои “Одесских рассказов” не нужны “обществу будущего”. Они все слишком ярки, слишком вольны и страстны. Ненужен оказался и автор. Бабеля арестовали 16 мая 1939 года на даче в Переделкине. Он арендовал ее, собираясь за лето закончить новую книгу рассказов. Он просто исчез. И 15 лет о нем ничего не было известно. Дело на него состряпали уже потом. Под пытками он признал все обвинения, даже то, что “французский шпион”. Но когда понял, что смерть неминуема, от прежних показаний отказался. Его расстреляли 20 января 1940 года, расстрельный список подписан лично Сталиным.
Напророчил себе Исаак Бабель с Фроимом Грачем, ох и напророчил. И это не единственное пророчество. Есть еще один “одесский рассказ”, который часто остается за кадром, мой любимый – “В подвале”. Это история мальчика-книгочея, страшно стеснявшегося своей дикой и нищей родни перед новым другом, мальчиком из хорошей семьи. Там его безумный еврейский дядька, проклиная свою родню, пророчествует – “что мы не будем поспевать хоронить друг друга и что нас за волосы стащат в братскую могилу.” Холодеешь, читая это: написано в 1923-1924-м году, задолго до 1930-х и 1940-х… Не мог Бабель этого знать. Не мог.
Итак, ненужные люди уничтожены вместе с их ненужным, шумным, странным, малопонятным, беспокойным, бесцельным, бессмысленным и разномастным миром во имя торжества…чего?
Все кончено.
Сцена гаснет.
Победил новый мир – знающий точный ответ на вопрос о смысле жизни.
Тем сильнее ощущение ужаса от его неоспоримого торжества.
Осторожно трогает клавиши пианист…
Я поразилась, узнав, что спектакль был поставлен всего за четыре недели!
“Все правильно, – сказал мне режиссер Костя Каменский, увидев мои слегка покрасневшие глаза после спектакля, в фойе: “На Бабеле и нужно плакать”.

Carina Cockrell-Fehre